— Отойди от нее! — слышу я ледяной голос Стефана. Занятая уже-вроде-как-и-не-убийцей я даже не заметила, как он очутился на крыше, куда я его настойчиво зазывала еще несколько минут назад.

— Так-так-так, — с выражением блаженства на лице говорит мужчина. — Моя милая комнатная собачка явилась. Что это ты здесь делаешь? Разве тебе не положено умывать руки в другом месте?

Стефан направляет на мужчину пистолет. Тот пистолет, что недавно был в моих руках.

— Стеф, не надо, — говорю я громко, понимая, что за грохотом дождя он не слышал ни слова из речи Баса. — Он…

Но мужчина хватает меня за локоть и рывком тянет вперед. Я кричу от страха, ведь мы на мокрой, скользкой крыше, и я дошла почти до самого края.

— Зачем ты здесь, Стивен? — спрашивает мучитель. — Ты никакой не герой. Подставил ни в чем не повинную девчонку, подружку своего брата, а теперь спохватился и собрался спасти? Разве так поступают герои?

— Мне плевать, — хрипло говорит Стефан, на его лице выражение полного безумия. И я понимаю, что игры кончились. Он держит на мушке человека, который мучил его годами, который сломал его. И этот человек теперь в его власти. Стефан — выстрелит. — Отпусти ее.

— Ты пришел ради нее? Зачем? Думал, что мой приказ — от нее избавиться? Хотя… Ради чего вообще весь этот идиотский спектакль? — внезапно он начинает смеяться снова. — Кажется, я все понял…

— Тифф, отойди от него! — рявкает Стефан, перебивая мужчину.

Я могла бы рвануться в сторону, но — еще раз — мы на мокрой, скользкой крыше, и даже если мой страх высоты притуплен происходящим, я тем не менее осознаю это каждой клеточкой тела.

— Тифф, — передразнивает мужчина. — А ведь нет никакого секрета, Стивен. Она тебе небезразлична, как и все, что есть у твоего брата. И когда следовало ее отпустить и остановиться, ты просто не смог дать задний ход. Понимал, что твой отец не позволит себя шантажировать, но как не попытаться? Как предстать перед девчонкой, которая тебе нравится, трусом? Даже если это твоя суть.

Стефан с рыком снимает пистолет с предохранителя.

— Если ты настолько веришь, что я трус и не выстрелю, то зачем держишься за Тиффани, как за страховочный трос, грозя утащить ее с собой с крыши?

— И верно, — пожимает плечами мой мучитель и… отпускает меня.

Я бы никогда в это не поверила, ведь одно дело я — человек посторонний, и совсем другое — Стефан. Тот, кто ненавидит всей душой и даже больше…

Ноги не держат, поэтому я сажусь на колени и немного отползаю от края. Кажется, на эти два простых действия уходят все оставшиеся силы.

— Прощай, — слышу я ровный голос Стефана и щелчок спускового крючка…

Щелчок — и все. Мгновение на понимание, и я вскрикиваю от ужаса, потому что была осечка.

— Порох промок… — бормочу я обреченно. За то время, что пистолет лежал на крыше, а потом просто мок под дождем в руке Стефана, порох промок достаточно, чтобы не загореться. И мужчина, который совсем не выглядит болтуном, это знал. Он знал, что Стефан выстрелит. Это чудовище все просчитало!

— Не трус, но дурак. Что ж, я преподам тебе еще один урок послушания. Надеюсь, последний.

Мужчина хватает меня за волосы и рывком поднимает на ноги. Вскрикнув, я гляжу в безжалостные глаза, в которых нет ни проблеска колебаний, прежде чем он одним рывком притягивает меня к себе и отшвыривает на самый край. Истошный крик Стефана, который зовет меня по имени. Пальцы в последний момент цепляются за мокрый, скользкий выступ. И я срываюсь. Вниз.

Глава 17

Я просыпаюсь от толчка остановившейся машины со Стефаном на коленях. В смысле с медведем. Пока я гуляла с отцом по саду, Норт, как оказалось, перенес его в машину, очевидно подозревая, насколько хреново закончится этот вечер. Может, хотел таким образом поднять настроение, может, оставить мне напоминание о доме. Догадывался, наверное, что я туда больше не вернусь.

О том, что я вспомнила, мы не говорили.

Игнорируя стоны затекших мышц, я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что Норт со свойственным ему упрямством привез меня к себе. Зря задремала. Надо было следить за каждым его действием. Фейрстах же все-таки.

— Разворачивайся. Я поеду домой.

Нынче мой дом у Джейдена. Который еще и друг. На пару с Надин. Ага. Жизнь на сто восемьдесят за сутки. Тиффани Райт в своем репертуаре.

— Нет, — отвечает Норт и красноречиво вытаскивает ключи из зажигания.

— Неужели нельзя было хоть сегодня засунуть твое упрямство в известное место и не заставлять меня ехать на такси? — спрашиваю обреченно.

— Сначала мне нужно тебе кое-что показать.

— Показывай. Для этого обязательно подниматься к тебе?

— Обязательно!

Уже знакомый мне консьерж встречает нас с Нортом удивленной, но радостной улыбкой. Счастливое воссоединение как оно есть. Он делает комплимент медведю, полагая, что это такой милый мне подарок. Я любезно сообщаю, что медведя зовут Стефаном. Норт старательно делает вид, что ничего странного не происходит, что к нему в квартиру не шляются в произвольном порядке то шатенка, то рыжая, то снова шатенка (без ключей при том), то снова рыжая, то еще раз шатенка, но с медведем с именем брата Норта в руках. Глупая такая шатенка, очень-очень глупая.

Как я могла не догадаться, что мать продала меня за тридцать сребреников?

Поднявшись в логово Норта, я застываю столбом на пороге, обозначая свое нежелание проходить и даже задерживаться. До поры до времени меня так и оставляют, но, «настроив эфир», мой настойчивый сопровождающий зовет меня пройти. Правда, едва я приближаюсь, он закрывает крышку экрана, делает жест, не позволяющий начать возмущаться.

— Прежде я скажу тебе вот что: как будущий юрист ты много раз допускала непростительную ошибку. И сегодня она ударила по тебе рикошетом, — говорит он, после чего все же открывает крышку ноутбука, и мной завладевает злость.

Только на мгновение, потому что если первое, что мне бросилось в глаза: обнаженное тело (мое), то дальше включился мозг, и я разглядела остальное. Отметины на коже. Свежие синяки. Фотографии с проставленными в углу датами. Мозг флегматично отмечает, что за то время, что я была у Норта, мама била меня пять раз. К лету случаи участились.

Мне живо вспоминается момент, когда однажды ночью я проснулась и увидела, что Норт меня фотографирует. Я не поняла зачем, а он не растерялся и превратил все в пикантную фотосессию. Ее он, слава богу, хранит отдельно, иначе у меня от одних воспоминаний жар к щекам приливает.

Оказывается, запечатлел Норт вовсе не мою красоту. Он собирал улики. Возможно, доказательства своей невиновности.

— Я видел пару чеков, — говорит он негромко. — Билеты на автобус ты покупаешь безналично. Если закажешь выписку по карте, то, соотнеся даты, сможешь доказать, что фотографии свежих отметин совпадают с посещениями родительского дома. И это должна была сделать ты. А еще лучше обратиться в больницу, чтобы были врачебные свидетельства. Не спрашивать Хилари, психика которой исковеркана так же сильно, как твоя.

Да, с Хил я ошиблась. Поддержи она меня, и ничто бы не остановило мать от того, чтобы ударить младшую дочь, стоит отцу переступить порог дома.

Я поворачиваюсь к нему онемелая, оцепенелая. У меня закончились эмоции, закончилось удивление. Пару секунд Норт смотрит на меня, явно прикидывая, стоит ли вообще со мной сейчас разговаривать. И делает вывод, что это бесполезно.

— Так, ладно, — говорит он. — Сейчас ты ляжешь спать. Здесь.

Он явно рассчитывал, что я начну спорить, но день оказался ровно настолько изматывающим, что теперь я покорно разворачиваюсь и плюхаюсь на диван, притягивая к груди медведя.

 ***

Я помню, что долго не могла уснуть, но не помню ни мыслей, ни конкретики. Где-то там за моей спиной несколько раз проходил Норт, но я на него не реагировала. Я вообще ни на что не реагировала. Я прижимала к себе медведя, как маленький ребенок (боже, я впервые с ним спала), и мне было… никак. В какой-то момент Норт бросил мне подушку и плед. Кажется, он что-то говорил, но я не стала слушать.