Полиция сняла меня уже со следующего занятия. И пусть им предоставили под досмотр аудиторию, я видела направленные на нас камеры мобильных телефонов. Слух обо мне и конвое обещал стать новой сенсацией Бостонского колледжа, но если бы только это…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Полиция искала наркотики очень тщательно. Сперва они вытряхнули все мои вещи на стол так, что некоторые попадали на пол. Затем нашли таблетки от ПМС и долго уточняли, действительно ли это простые обезболивающие. Пустующий мешочек из-под кольца вертели и так и эдак, будто непонятно, что там не может быть тайного отделения. И только после этого, явно разочарованные, приступили к осмотру непосредственно меня. Какая-то отвратительная латиноамериканская женщина с ужасным запахом изо рта обтрогала меня буквально всю. Сначала одежду, ноги, сняла обувь, а потом начала прощупывать белье. Мне казалось, что ощутимые хлопки по груди со всех сторон — самое страшное, но затем она натурально задрала мне юбку и обшарила все под ней. А заключив, что ничего не найдено, затребовала гинекологический осмотр: туда тоже можно что-то спрятать. И тут я вспомнила все свои гражданские права, со ссылками на поправки, пункты, параграфы и суммы компенсаций. Ровно к тому моменту в двери ворвалась наш разъяренный декан и потребовала отложить изнасилование несовершеннолетней меня на два года.

На выходе меня так трясет, что я едва вспоминаю об оставленном пистолете. Превозмогая себя, возвращаюсь в корпус за ним, пока тот не заржавел или кто предприимчивый его не обнаружил раньше. Но едва собираюсь сунуть руку в бачок, как взгляд падает на кольцо. И только тогда понимаю, что впервые его надела: на безымянный палец оно село как влитое.

***

Декан лично сняла меня с занятий. Поэтому я бесцельно шагаю по улице, почти равнодушная ко всему, что может со мной произойти впоследствии. Умом я понимаю, что в грязи вывалялась Мэри и ее девочки, но это не ее грудь наминала грубая латиноамериканка. Я хочу залезть в душ не на регламентированные Надин двадцать минут, а минимум на сутки. Это было почти изнасилование. И для меня это слишком.

Бесспорно, что это худшее из всего совершенного Мэри Кравиц, но ее даже ловить не на чем: я своими руками уничтожила все улики. То есть даже если она окажется такой дурой, что признается во всем в переписке, это будут просто слова. Не нужно иметь большой опыт в адвокатуре, чтобы понимать: ее вытащат по щелчку пальцев.

А затем я начинаю вспоминать, есть ли у меня на нее действительно что-то стоящее. Нет, для хорошей взбучки или даже исключения хватит, но, алло, она подбросила мне наркотики и вызвала полицию. И как будто по заказу копы отнеслись ко мне как к последней проститутке. Потребовать изнасилования девушки ради проверки, не спрятала ли она там наркотики, — Земля сошла со своей оси?!

Я останавливаюсь напротив витрины из темного стекла. В нем отражается затравленная, бледная, болезненная девушка. Сломленная.

Я всегда думала, есть ли у меня предел. Я его узнала.

Я беру в руки телефон и набираю номер отца. Я собираюсь поздравить его с днем рождения и сказать, что возвращаюсь домой. К черту Фейрстахов. К черту все. Моя мать адов Цербер, защитить вполне способна. Даже меня от меня. А мне очень нужна защита. Мне нужен хотя бы один человек рядом. И уже не получается думать о том, какой пример я подаю Хилари.

— Папа, — начинаю я, едва он снимает трубку.

Мне хочется попросить его приехать и забрать меня вот прям отсюда. Без вещей и объяснений, но у него день рождения. И я выдавливаю поздравление, которое звучит невозможно шаблонно.

— Тиффани, что с тобой? — мгновенно понимает отец мое состояние, потому что я всегда очень ответственно подходила к поздравлениям родных. Могла написать целый тост и произнести его за праздничным ужином. Не маме, но папе и Хилари — всегда.

— Я просто хочу домой, — жалуюсь я, не узнавая себя.

— Где ты? Я приеду и заберу тебя.

Я уже почти готова назвать адрес, а потом сесть задницей на холодный асфальт и просидеть так чертов час, который потребуется отцу, чтобы добраться до Бостона. Но в отражении витрины я вижу блеск хромированных труб мотоцикла. Оборачиваюсь, чтобы удостовериться, что мне не мерещится.

Стефан молча кивает головой, предлагая мне сесть позади. Не настаивает, и это лучше всего: попробуй он что-то от меня потребовать, и я бы закатила скандал прямо на людной улице.

Внезапно я понимаю, что кое-что обязана выяснить раньше, чем сдамся окончательно.

— Мне пора идти, папа. Я приеду в субботу.

И буду в порядке.

Дом Стефана снова встречает меня оглушительной тишиной, которую, стоит двери закрыться, нарушает отборная ругань и звук удара. Глядя на пробитую кулаком парня панель около входа, я запоздало осознаю, что совершенно не испугалась.

У меня нет сил анализировать реакции Стефана сейчас.

— Как ты? — спрашивает он, опомнившись. Смотрит на меня, оценивая, не испугалась ли.

Мне плевать, пусть хоть весь свой шикарный домище разнесет! Хотя есть тут одно неоспоримое преимущество перед тем местом, где живу я: не ограниченный по времени душ.

— Я приму душ?

На лице парня довольно быстро проступает понимание, и он просто подсказывает, куда пройти. Вместо благодарности из моего рта вылетает всего один слог, не способный донести всю глубину мысли. На это мне плевать тоже.

Когда горячая вода под напором ударяет по плечам, я вскрикиваю. Но заставляю себя терпеть, потому что иного способа избавиться от мерзостного ощущения не знаю. Кое-как справившись с первой реакцией, я опускаюсь под струями и сижу так не меньше часа, прежде чем нахожу в себе силы встать и осмотреть полку душа. Мужской гель для душа, мужской шампунь. Какой бы образ жизни ни вел Стефан, о своих подружках он не слишком заботится. Сегодня мне все равно, как и кем я буду пахнуть. Трижды намыливаю каждую часть тела, до красноватых царапин натираю кожу. И только потом выключаю воду. Халат один, полотенце тоже. В них я и закутываюсь. Подворачивая рукава, я замечаю на пальце кольцо, которое так и не сняла. Сделать бы это сейчас, но куда положить? В кармане халата забуду.

Когда я спускаюсь по лестнице, Стефан жарит яичницу с беконом на две порции, но я, помотав головой, отказываюсь. Меня тошнит от одного запаха. Пока Стефан с аппетитом уплетает плоды своего кулинарного мастерства, а передо мной остывает полная тарелка, я заглядываю в переписку Каппы. Ругательства так и рвутся наружу, когда, к собственному ужасу, я вижу фотографии того, как эта ужасная женщина ощупывает мою грудь и поднимает юбку.

— Как догадалась, что в рюкзаке наркотики? — спрашивает Стефан, забирая у меня телефон.

Я поднимаю на него дикий взгляд и несколько секунд тупо таращусь, не понимая, что он спросил. Откуда у Мэри фотографии? Ракурс такой, будто снимали полицейские!

— Случайно нашла, — отвечаю я хрипло. — Дай, мне нужно заскринить, пока не удалили.

Немного подумав, Стефан возвращает телефон и куда-то уходит. Я ищу указания непосредственно на Мэри, но подставляется только та глупая драчливая девчонка Камилла Льюис. Чертыхнувшись, делаю не меньше двадцати скринов-доказательств того, что наркотики появились не случайно, но моей цели это не помогает. Мэри выйдет сухой из воды.

— Скажи, что это не твоих рук дело, — прошу я у Стефана, когда он возвращается с бутылкой рома в руках.

В ответ на мой вопрос парень пожимает плечами:

— Я не продаю наркоту студентам.

— Там хватило бы на обвинение не только в хранении, но и в распространении, — говорю я негромко, не уверенная, как далеко можно углубляться в эту тему. Мало ли насколько парень чувствителен к нападкам. — Стефан, я ведь не занималась этим с тобой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Расслабься, детка, — усмехается он подчеркнуто весело. — Это моя тема.